Сейчас у Оли диагнозы — сниженный слух, сниженное зрение и ДЦП. Ручки нормально, а вот ножки — не может самостоятельно передвигаться. Работаем над этим, надеемся, что всё будет хорошо. Мы не знали до родов, в каком состоянии находится мозг ребёнка после кровоизлияния. Когда Оля родилась, врачи провели множество исследований, и стало понятно, что мозг жив, что есть шанс на улучшение. Появились знания и надежда, мы начали выстраивать свой путь по лечению дочери.

Очень помогает на этом пути общение с Олей. Я гуляю с ней, разговариваю, вижу, что она реагирует на меня и внешний мир. Да, она другая, не похожа на моих старших детей. Я с ней так и знакомлюсь, узнаю её, учусь быть папой такого малыша. Женя и Костя уже в год сделали свои первые шаги, а Оля только сейчас пробует, в три года — и это счастье. Я иногда забываю, что Оля у нас необычный ребёнок и что с ней надо все свои действия проговаривать. Например, собираемся на прогулку, а ты говоришь: «Мы идём гулять, поэтому надеваем колготки, свитер, ботиночки». Для развития Оли это важно, а я могу об этом забыть — и жена сердится, выговаривает мне. Но я стараюсь справляться с этим.

Бывало, охватывало отчаяние, казалось, что ничего не помогает и мы зря всё делаем. Но потом смотришь на Олю и видишь, что всё-таки есть прогресс. Да, он маленький, мы идём вперёд небольшими шажками. Но я радуюсь, что ребёнок реагирует на внешний мир и на мои действия. Я вижу, что Оля меня узнаёт — по-своему, но видит и слышит. Это придаёт силы и надежду для дальнейшей работы.

Я не представляю, как мог бы уйти из семьи, оставив троих детей. Как такое вообще возможно? Мне просто непонятно. Есть слово «надо», есть ответственность. Да, трудно и страшно было осознать, даже имея опыт общения с двумя старшими детьми, что малышка не такая. Я поначалу боялся с ней один оставаться, боялся навредить каким-то неправильным действием.

Незнание порождало страх, но Наташа постепенно объясняла, что и как делать. Она в этом плане очень дотошная и всегда была в контакте с врачами, которые ей давали нужную информацию. Я, конечно, и сам что-то читал, слушал специалистов — приходило понимание, как правильно поступать.

Я не знаю, почему такая печальная статистика разводов в семьях с тяжёлыми по здоровью детьми. Может быть, у кого-то первый ребёнок родился с трудным диагнозом, поэтому мужья уходили. Может, кто-то не особо осознавал, зачем создавал семью, а больной малыш только усугубил эти сложности. Мне кажется, что если муж или жена уходят из семьи, дело не в ребёнке, а в отношениях между супругами.

Я понимаю, что мне легче, чем Наташе. Даже когда подкатывало в эти три года отчаяние и жалость к самому себе, я всегда вспоминал, что есть те, кому ещё тяжелее. Но никогда не возникало мысли о бегстве из семьи. И всегда в голове оставался вопрос: почему это случилось именно с нами? До сих пор не нахожу ответа.

У меня нет ощущения, что у нас всё плохо. Трудно, но надо работать, чтобы привести ребёнка в состояние, когда он сможет двигаться, самостоятельно себя обслуживать. Чтобы он выучился, получил профессию, стал полноценным членом общества.

Родные по-разному реагировали на то, что у нас родился ребёнок с ОВЗ. Кто-то впадал в отчаяние, считая, что всё плохо. Старшее поколение — бабушки-дедушки — в более чёрных красках видели будущее, а сёстры-братья подбадривали, говорили, что мы справимся. Нашим родителям мы с Наташей объясняли, что можно многое исправить. Я никогда не ругался с родителями, не обижался на них, понимая, что они выросли в другое время, что у них нет тех знаний, которые есть у нас с женой благодаря общению с врачами.

Мы с женой на некоторые консультации вместе ездили к нейрохирургу. Врач объяснял, что нам дальше делать, какова дальнейшая тактика лечения Оли. Я старался усваивать эти знания, понимая, что жене нужна моя помощь. Но, конечно, большинство процедур, занятий с Олей лежит на Наташе. На мне — работа и двое старших детей.

Сейчас я впервые делюсь своим опытом. Не хочется никого учить; у каждого свой путь, свои возможности. Но мне кажется, что самое главное для отцов — любить своих детей. Важно уметь разговаривать — и с женой, и с детьми, выяснять спорные моменты, вместе проводить время, почаще обнимать, говорить приятные вещи, поддерживать.

У меня нет опыта общения с другими папами, которые растят детей с особенностями развития. Жена общалась с мамами, воспитывающими таких детей, потому что они пересекаются в центрах реабилитации, на приёмах у врачей. Несколько раз с Наташей я отвозил Олю в специализированный садик, знакомился с другими мамами, но общения не было. Я думаю, что Наташе такое общение даёт уверенность в правильности своих действий.

Любая ситуация чему-то учит. Я понял, что никогда нельзя быть ни в чём уверенным на сто процентов.

И дай бог, чтобы было хорошо. Начинаешь ценить здоровье — я теперь всегда всем желаю здоровья. Успехи на работе, благополучие, деньги — всё уходит на второй план, когда родные и близкие болеют. Всё в жизни поменялось с рождением третьего ребёнка. Я понял, что когда-то немного переоценил свои возможности, был слишком самоуверен. А все мы в руках Бога.