Андрей Новиков:
«Это же наш сын!»

Появление в семье ребёнка с ОВЗ — это всегда кризис и сложнейшее испытание. Как с ними справиться, нам рассказывают папы, оказавшиеся в такой ситуации. Это истории преодоления, переосмысления жизни и просто любви.

Андрей Новиков:
«Это же наш сын!»

Папа Андрей Новиков, 43 года, коммерческий директор
Мама Юлия, 39 лет
Дети Лёва, 10 лет и Мирослав, 11 лет
Жизнь Лёвы началась с аварии — во всех смыслах. Он родился критически недоношенным, что впоследствии отозвалось задержками в развитии. Рассказывая о первых днях сына, Андрей не сдерживал слёз.
Всё шло хорошо, пока жена не почувствовала схватки. Срок у неё был настолько маленький, что мы сразу поняли: её надо везти в Петербург — там есть специальный центр по выхаживанию недоношенных детей. В Приозерске, где мы жили, с такой проблемой не справились бы. В Петербург мы и спешили, когда на полпути нам наперерез выехал нетрезвый водитель, и мы попали в ДТП. Приехала скорая помощь из Приозерска, хотели везти жену назад. Но я точно знал, что так мы потеряем ребёнка. Помог брат: он довёз Юлю до Петербурга, а там она вызвала скорую.

Через сутки у жены произошли преждевременные роды, Лёва появился на свет и провёл свои первые полгода жизни в специализированной больнице. Он родился настолько маленьким, что умещался буквально на ладони: 660 граммов. Когда я его увидел, то заплакал.
А где-то в глубине возникло желание все силы положить на то, чтобы малыш выжил, вырос и стал кем-то.
Прогнозы нам давали тяжёлые: ребёнок не будет ни говорить, ни ходить. Но вот уже 9 лет позади, а я чувствую огромную радость от того, что он и ходит, и говорит, и учится. Это здоровый ребёнок, он ходит во второй класс школы — пусть и коррекционной. Обучение здесь по особой программе, но ещё по детскому саду я заметил, что Лёве очень полезно общаться с обычными детьми. В Приозерске сначала он ходил в обычный садик и там тянулся за сверстниками: они ели, и он учился есть самостоятельно. И быстро научился, хотя до этого были проблемы с кормлением.

Мы никогда не делаем акцент на том, что Лёва не такой, как все. Наоборот, стараемся подчеркнуть, что он практически ничем не отличается от других детей. Даже Мирославу, старшему сыну, внушаем эту мысль. Они погодки, и Мироша иногда обижается, что с него спрос больше. Но мы объясняем, что Лёва берёт с него пример и буквально копирует его, а поэтому Мирославу приходится тоже примеривать роль воспитателя брата.
Но это сейчас. А если вспоминать первые полгода жизни Лёвы, то было очень тяжело и психологически, и даже физически. Например, каждое утро к первому кормлению Лёвы Юле надо было доехать из Приозерска в Петербург — а уже вечером вернуться к годовалому Мироше.

Не добавляло радости и то, как нам вручили сына при выписке. Буквально как котёнка в переноске, со словами, что лучше бы мы его оставили в больнице. Но у нас и в мыслях такого не было. Как так? Это же наш сын!
В Петербурге Лёва пошёл в коррекционный детский сад — и отличился. Оказалось, что он больше всех там умеет. Воспитатели говорили: хорошо, другие будут за ним тянуться. Но я всегда за то, чтобы особенные дети учились вместе с обычными. Например, у Мироши в классе учится мальчик в инвалидной коляске. Дети должны видеть, что такое случается, что есть люди с какими-то двигательными или другими нарушениями — и это нормально.

Общество сейчас больше повернулось к инвалидам и особенным людям. Даже по инфраструктуре видно: специальные приспособления в транспорте, пандусы на дорогах и в подъездах. Даже просто мамам с малышами в колясках стало проще выезжать куда-то в город или общаться с другими людьми. Дети с особенностями перестали расти в изоляции, когда их скрывали сами родители, будто это что-то стыдное.

Не надо прятаться, наоборот, нужно общаться со всеми без ограничений. Например, наш круг общения вообще не поменялся: все друзья и знакомые, не говоря уже о родных, приняли Лёву совершенно нормально. Нам говорили, если нужно помочь, обращайтесь. И, действительно, всегда помогали.
У нас большая семья, на общих встречах всегда бывает по 8−10 двоюродных братьев и сестёр, все играют, шумят, общаются. И мы ни разу в жизни не говорили другим детям, что к Лёве надо относиться не так, как ко всем остальным.
Лёва всегда был активным и шустрым. Даже когда только родился и умещался на ладошке — весь такой прозрачный, — уже требовал к себе внимания и кричал. Настоящий Лев! Никакое другое имя ему не подходит.

Но в то же время он довольно расслабленный по сравнению с Мирославом — тому хочется и футбол, и тхэквондо, и на плавание пойти. А Лёва не напрягает никого. Когда его привезли из больницы, он вообще был спокоен: уложили, и спит себе. Это потому, что за полгода приучился. Никто там с ним возиться бы не стал.

В то же время Лёва очень внимательный. Если я ему покупаю какую-то сладость или игрушку, он всегда напомнит, что и Мироше нужно купить. А какая у него зрительная память! Едем в машине мимо Юлиной работы, а я не повернул — он кричит: «Папа, нужно повернуть!» Однажды оставил его в машине, пошёл по работе бумаги отдать, а тут в машине зазвонил телефон. Представьте себе, Лёва вышел с телефоном, нашёл меня: «Вот, папа, тебе кто-то позвонил». Мы с ним часто катаемся в машине, музыку слушаем — мы с ним рок любим. Детские песенки, впрочем, тоже часто поём. Он хорошо запоминает слова.
Первые пять лет я с ним на реабилитацию ездил раз в полгода. Народ удивлялся: обычно бабушки и мамы с детьми, а тут я. Массажист даже сказал, что впервые папу встречает. А что в этом такого?
Мне же легче ребёнка носить, чем жене. А Лёве после реабилитации всегда было легче, всегда происходил скачок в развитии. Это очень нужное и полезное дело. Сейчас реабилитация проходит раз в год, и уже Юля может с ним сама ездить.

Я не позволяю себе уставать, гоню мысли о жалости к себе или какой-то печали. Я старался, особенно первое время, больше на себя брать домашних дел. Юле было очень тяжело, поэтому хотелось ее разгрузить. Выходил с мальчишками на прогулку, чтобы она могла отдохнуть и сделать какие-то свои дела.
Я даже не задумывался о том, что мы с Юлей можем не выдержать. Раз такое испытание нам выпало, значит справимся. Когда мы переехали в Санкт-Петербург, стало легче. Не надо из Приозерска кататься на работу, лечение с образованием здесь значительно лучше и возможностей больше.

К тому же, ситуация с жильём научила меня гибкости. Если что-то где-то не получается, надо не ждать до бесконечности, а придумать способ решения. Так, мы встали на очередь на улучшение жилищных условий. Дело это оказалось долгое — всё может растянуться на годы. Поэтому решили зайти с другой стороны и обратились в центр доступного жилья. Там есть программы рассрочек, займов и другие варианты. Мы выбрали подходящие, и это нам помогло сдвинуться с мёртвой точки. А у детей уже школа начинается, другие условия нужны.
Наша мечта — это свой дом с участком, обязательно с камином. Сидишь зимой, все вместе собрались — красота. Даже не важно, что там делать — песни петь, на гитаре играть или просто молча на огонь смотреть. Мы бы и друзей к себе приглашали, и родных. Пусть бы был шум-гам, дети бегали — детей чем больше, тем лучше. И я бы хотел ещё детей. А что? С особенным ребёнком всё так же, как и с обычным: даёшь хорошее — получаешь хорошее. Особые дети ничем не отличаются, наоборот, у них может проявиться какой-то талант. Нужны только терпение и любовь, а остальное приложится.
Фотограф Мария Бондарева

Антон Астафьев
Проект реализуется совместно
при поддержке